Вступление.
— Ты очень скрытый человек, Валентин. Тебя часто можно видеть задумчивым, даже хмурым, ты никогда не говоришь о своем прошлом. Неужели в твоей жизни не было любви, не было хорошего друга?
Я иногда задумываюсь о жизни знакомых мне более или менее людей, с которыми приходилось встречаться, но твоя жизнь, твое личное, несмотря на то, что я уже знаю тебя продолжительное время, для меня остается загадочным. Я бы попросила тебя, Валя, поделиться с нами. Мы, как друзья твои с удовольствием будем слушать.
-Это точно, между прочим. Ведь я с тобой, Валька, вместе воевал, спал под одной шинелью, вот уже сколько времени после войны прошло, а я тоже очень и очень мало знаю о тебе, тем более твои интимные мысли.
Этот разговор происходил в одном из домов маленького немецкого городка в тихий осенний вечер. За столом сидели всего лишь три человека, судьба которых была связана дружбой. Только что закончили пить чай, мужчины закурили, и разговор завела девушка, вернее, женщина, жена друга Валентина. Дуся и Иван поженились летом этого года, когда Иван ездил в отпуск. Затем они приехали к нему в Германию.
Валентин и Иван были хорошими друзьями и жили всегда вместе. Они были связаны войной, работой, службой. Оба были молодые офицеры, равные по званию, не находящиеся друг у друга в подчинении, делить было нечего.
И правда, в характере гв. л-та Валентина Тайгина была эта черта- он больше молчал, чем говорил, больше делал, чем строил планы, что же делать. О своем прошлом он никогда никому не рассказывал, все плохое и хорошее, все радости и невзгоды переносил один, внутри себя, сердца своего, и когда ему задавали вопросы, касающиеся его жизни, он обычно отделывался какой-либо шуткой, давая сразу понять, что на эту тему разговора быть не может.
Но в этот вечер, такой обыкновенный, как и другие, разве отличавшийся лишь тем от других вечеров, что на дворе шел дождь, в комнате была такая дружеская обстановка. На него наплыли воспоминания далеких дней детства, годы войны, вспомнилось все самое дорогое, прожитое и ушедшее в вечность.
-Хорошо, друзья, я поведаю вам о своей жизни, и если это будет интересно для вас, прошу выслушать. Я вел дневник, у меня сохранилось много писем военных лет, я буду иллюстрировать этими записями свой рассказ. Я начинаю с вашего разрешения.
-Мы слушаем тебя Валя. Просим — было ответом.
…Белый туман окутал Землю, огромным куполом лег над таежным поселком, рекою, извивающейся между крутых скал, над тайгою, тесным кольцом обступивший домики, что обозначены на карте всего лишь маленькой точкой.
Было всего лишь 4 часа утра. Улицы городка были пустынны, да и кому понадобиться идти так рано куда. Но нет, не все было пустынно в этот утренний час. У калитки маленького деревянного домика одним окном выходящего на берег реки, на белом фоне тумана виднелись два силуэта.
Это был день, когда я должен был уйти в армию, на фронт, идти в неизвестное будущее – и кто знает, что оно могло принести мне, когда жизнь только начиналась, когда кроме родительских забот, школьной скамьи, я не видел ничего, не зная, что же такое жизнь. И вот в это утро предстояла разлука с домом, с мирной гражданской жизнью, разлука с родными, с друзьями и с самым дорогим моим другом, мною любимой девушкой.
Мы знали друг друга с 36года, учась еще в пятых параллельных классах. Надя была подвижной веселой девочкой, недурной на вид, хорошей общественницей. Правда, не всегда у ней, при всем ее старании и желании клеилось дело с учебой, но она ежегодно переходила из класса в класс.
Но разве могли мы — пацаны обращать так рано внимание на девчат. Нас за это могли в то время родители погладить по определенному месту определенным орудием пыток. Поэтому все последующие годы мы знали только о своем существовании.
В сороковом году мы вступили в комсомол. Она даже раньше меня дней на двадцать. Вскоре мы оба были избраны в состав комсомольского бюро и здесь более тесно познакомились.
Вместе решали комсомольские вопросы, стали руководителями школьных секций, видными общественниками, которых знала вся школа. Я попозднее расскажу вам о своих школьных годах о всем том, что сохранилось в моей памяти о школе, о счастливых днях детства. А сейчас, Иван и ты, Дуся, я буду рассказывать лишь о ней, как завязалась наша дружба, перешедшая в любовь.
Лето 1941 года. Над страною грянула война. Какой-то всеобщий энтузиазм охватил всех советских людей. И мы, я и друзья-сверстники, с детской наивностью думали и пытались сделать так, чтобы нас взяли в армию, отправили на фронт. Писали несколько заявлений в райвоенкомат, но военком ответил нам: «Не спешите, скоро дойдет очередь и до вас»
Постановление РК ВЛКСМ на прииск Ведуги отправлялась по мобилизации на лето комсомольская бригада в 100 человек, со всего района для заготовки чурочки для бункеров автомашин. Ехало много знакомых ребят с других приисков, поехал я, поехала Надя. Валя и Людмила Корчагины, Юля Тучинова, мой друг Кеша, Геннадий Раков и др.
Я был там назначен бригадиром. В моей бригаде была и Надя. Но мы кроме служебных разговоров, ничего общего между собой не имели. Проработали мы лето, я не буду вдаваться в подробности жизни того периода, но мы по-прежнему были только знакомыми.
К этому времени она была уже красивой девушкой, общительной и веселой, с радостью и энергией бравшаяся за любое порученное дело.
Наступили школьные дни. Иногда вместе приходилось ходить в школу, так как мы жили всего лишь через 3 дома, вели комсомольскую работу, учились, встречались, между нами начинались все более и более близкие отношения.
Днем своей дружбы, вернее даже сказать месяцем, мы считаем с ней по установившейся традиции — февраль 1942 года.
С этого периода мы стали чаще встречаться. Иногда я заходил за нею в кино, на заседание бюро, шли вместе, беспечно болтая, еще не замечая и даже не думая, что между нами может быть более тесные отношения, чем сейчас, пока еще товарищеские.
Я знал тогда, что многие ребята были увлечены ею. Она не отказывала никому в дружбе, если только это была дружба. Но она никогда не допускала никаких вольностей в отношении между двумя молодыми людьми разного пола. Это являлось и является, я считаю, ее положительной чертой, ибо мне пришлось испытать лично на своем горьком опыте, что значит непозволительные вольности.
Я не хотел себя навязывать ей, я мечтал о друге, друге-девушке, с которой можно обо всем поговорить, всем поделиться, и думаю, что в лице Нади, я смогу для себя найти такого друга. А ее личные дела, мысли пусть остаются в ее распоряжении — зачем же мешать?
Я вспоминаю каждый день, что мы провели вместе. Они так дороги мне, что я всегда с благодарностью отношусь к той, что доставила мне такие дни, такие часы, такие минуты. Помню, как ходили протаптывать лыжницу на 10киллометров, как несколько раз бегали на дистанции на лыжах, ходили на каток расчищать и кататься на коньках, толкали в веселом ребячестве друг друга в сугроб зимою, да и мало еще чего было. Ведь то наступала юность, самое молодое, прекрасное, что есть в недолгой человеческой жизни. Надя была лучшей лыжницей в школе. Ее результаты на 3-5 км. всегда были блестящи и она неизменно по своей группе занимала первое место. Лыжный спорт был гордостью нашей школы, а она гордостью школы, как лучшая лыжница.
Мы сдали экзамены. Я кончил школу. И в эти дни я уже твердо знал свой путь. Война продолжалась, гибли люди, умирали от ран друзья, а мне 17 лет и я сижу дома. Мне было стыдно перед светлой памятью погибших и раненых друзей , но уже ходили слухи, что недалек день, когда мы приступим к исполнению почетной миссии- службе в армии.
Что было делать летом? Сидеть на шее родителей? — нет, это слишком подло и надо было иметь совесть. Я решил идти работать на золото. Собрал компанию. Со мною пошел Кешка Минеев, Витька Линев, Алька Катова и др., работать на прииске…..
Работать стали на элеваторе, убирали шурфы. Пришли мы туда за 20 км. Конечно не для того, чтобы заработать, но чтобы прокормить себя летом, помочь малой долей государству здесь, коль время не пришло быть на фронте.
Надя, друг Иннокентия Клавка Постоева, стали работать в пионерлагере. Надя была старшей пионервожатой. Начальником лагеря был Андрей Звонков, там же работал Алексей Шохов, Иван Зеленцов и еще ряд наших школьных ребят.
В эти дни я стал понимать, что значит, пока еще значит лишь, любить. Появляется нечто вроде ревности. Я знал, что Надя была в дружбе с Андреем, но до лета я никогда не думал над этим вопросом. Но теперь вопрос становился актуальным, притом доходили некоторые слухи, иногда ложные, но который из них, каким бы он ни был, неприятно действовал на сознание и сердце разбереживалось. У Кешки тоже не совсем получались дела с Клавкой. Их дружба была более продолжительной и их отношения между собою более простыми. И вот в один из летних дней мы решили с ним сходить домой, а главное сходить в лагерь и разрешить некоторые вопросы, имеющие для нас непосредственный интерес.
Прекрасный сосновый бор. Крутой обрыв к реке. Благоухающая природа. Несколько домов, еле заметных между деревьями. На берегу лодки зеленого цвета – водная станция. Это краевой Дом — отдыха. От нашего поселка до него – три километра. До войны сюда съезжались на отдых люди из всех точек края, сам несколько раз бывал, отдыхал здесь в зимние каникулы. Сейчас здесь пионерлагерь. Сам Дом – отдыха не функционирует в связи с сокращением средств на такие мероприятия вызванные войной.
Я прекрасно помню тот вечер, когда мы пришли на свой прииск. Я сидел на скамеечке у своего дома и о чем то, хорошо не помню, разговаривали с моим закадычным другом Кешкой Безгин . Это был верный друг и мы один без другого ничего не делали. У него была огромная физическая сила, за что его еще в детстве мы прозвали «медведем», так как медведь – это царь тайги, а он по силе был сильнее нас, сверстников своих.
По берегу прогуливались Алька Катова и Рада. Они сегодня были приглашены на танцы в Дом – отдыха и зная мои отношения с Надей позвали туда нас.
-Нет, девчата, ей-богу очень вам благодарны за приглашение, но нас туда никто не приглашал. Да потом знаете, устали с дороги, так что только можно пожелать вам доброго пути и веселья.- сказал я им.
-Валентин, не обязательно ведь чтобы приглашали, а потом ведь там Надя, Клавка и вообще все наши ребята, не прогонят же, правда?- сказала Катова.
-Да пойдем, Валька, что мы с тобой здесь не видали, хоть прогуляемся – поддержал девчат Иннокентий.
Подумав минуту, я сказал им, чтобы они подождали, пока я съезжу за Кешкой Минеевым.
Через 5 минут я подъехал на велосипеде до дома где жили Минеевы, и теперь уже сам уговаривал идти со мною его. Он в это время был зол на Клавку. До него дошли слухи, что Клавка имеет тесные отношения с Иваном Зеленцовым и он, как и я, первым идти туда не собирался. Но или так суждено было, иль влечение было сильнее воли – мы пошли. Не доходя с километр до места своего назначения, мы увидели под тем берегом, катающихся на лодке Андрея, Ивана, Надежду и Клавку. Все настраивало к тому, чтобы поспорить, сказать что-нибудь злое, нехорошее. Вся картина эта представляла собою целую идиллию. Спокойная гладь воды, красивые обрывистые темно-красного цвета скалы, испещренные надписями, которые оставили ежегодно отдыхающие, мирное всхлипывание весел и две пары. Куда лучше.
-Кешка, давай станем за эту кучу валежника – сказал я, показывая на стоявшие на берегу несколько друг к другу прислоненных бревен, сучков, палок, а девчата пусть позовут их сюда.
Он согласился. Кто – то из девчат позвал, и лодка стала приближаться к нашему берегу. Может они уже знали, что мы пришли, или кто из нас выглянул неаккуратно, но факт тот, что не доезжая метров 30 до берега, Андрей крикнул:
-Чего спрятались, выходите, сейчас подъедем.
И Кешка не стерпел:
-Благодарим премного, вам одним катается лучше.
И мы повернувшись ушли. С нами пошел Кешка Безгин, а девчата остались.
Всю дорогу мы спорили и были вполне уверены, что мы правы. Иван и Андрей становились нашими врагами. Назавтра, часа в четыре дня я встретил около механической мастерской этих двух наших «врагов». Мы сухо поздоровались, и я свернул за угол, к спуску на береговую улицу.
Вечером нам передали, что мы приглашены в лагерь на танцы. Мы пошли. Когда пришли к пристани, напротив дом- отдыха было уже около 10 часов вечера. Пионеры ложились спать. Мы разожгли с Кешкой костер, крикнули, чтобы за нами приплыли и стали ждать, болтая о разных мелочах и все еще обсуждая вчерашний случай, строя предположения сегодняшней встречи.
Уже стемнело, когда лодка мягко коснулась песчаного берега. Я сидел на камне, грыз какую-то соломинку. Надо признаться, что настроения в тот вечер не было. Я чувствовал, что будет какая-нибудь неприятность.
Надя подошла ко мне; я даже не поднял голову.
-Скажи, Валентин, чего ты дуешься, что ты такой злой эти дни?
Я медленно поднял голову, и ясно выговаривая слова, ответил:
-Знаешь, Надя, я не очень доволен всем происходящим, мне не нравится создавшаяся обстановка, и я даже сердит на тебя.
-Поговорим об этом в другой раз, а сейчас едем.
Я до сих пор не могу простить Андрею за тот вечер. Имея зло на меня, он решил его вымещать на ней. Ну разве это справедливо. В этот вечер нарочно заставил ее быть дежурной и приказал никуда не выходить. Я верю, чувствуя в то время по себе, что ей это было тоже неприятно. Но она была подчиненной, а я посторонним. В зале устроили танцы. Я видел, как Андрей хотел казаться веселым и беспечным, а сквозь это сияло злорадство. Он мстил. Я вышел и сел на крыльце. Подошел мой друг Алексей Шохов, звал меня, уверял и разуверял, просил вернуться. Надя прибежала на минутку, и рассказала о том, что только что рассказал вам, друзья мои, почему она дежурила в этот вечер. Я попрощался с ней, сел один на лодку, переплыл через реку и быстрым шагом отправился к дому. Я уже не помню, о чем я думал, но мне уже было понятно, что есть нечто такое, что влечет не только меня к ней, но и ее ко мне. Через пару дней я ушел с Кешкой Минеевым работать на прииск Ележа.
Я не буду рассказывать о своей работе. Работа очень трудная, всегда холод и сырость. Приедешь домой, намучаешься и спать. В один день я написал записку Наде и отправил с девчатами, что работали вместе ней в Доме-отдыха. Назавтра они принесли ответ. Это записка в два слова и думаю, что она не затруднит вас, если я прочту ее.
Эта была первая письменная переписка. Мы с Кешей, конечно, приняли предложение на свидание и пришли туда.
Побыли всего лишь часа два, пошел дождь и в этот дождь мы отправились домой. Вымокли, как черти, конечно, и даже накрываться взяли пальто у девчат.
В один из вечеров мы играли с Кешкой в бильярд в клубе. Все домоотдыховцы пришли в кино. Была и Надя. Я сказал ей, что буду ждать, пока она смотрит кино. На крыльце клуба я сидел и разговаривал с Валей Корчагиной.
-Знаешь, что, Валя, хочешь я покажу тебе птенцов.
-Конечно хочу, но ведь наверное далеко идти.
-Зачем же далеко. Пойдем провожать Надежду и как раз по дороге.
Правда, еще летом недалеко от моста, что перекинут через Кадру, я нашел гнездо. Тогда там были только яйца. Затем мы вместе с Надей ходили туда и несколько раз проведывали. Дней за пять перед этим, там только что вылупились птенчики и вот посмотреть это зрелище я и приглашал Валю.
После окончания кино мы пошли втроем, зашли домой к Наде, я забежав домой, принес ей ее пальто, что эксплуатировал во время дождя, а затем, а затем пошли провожать ее в Дом-отдыха.
-Знаешь, Надя, собственно говоря, я ведь приглашал Валю с собою идти совсем неуместно и необдуманно, вырвалось у меня.
-Ну что ж хорошо, идите – и свернув в переулок она пошла другой улицей. Теперь я дал отчет своим словам и понял, что очень некрасиво получилось. Я ввел во-первых в очень неприятное отношении Валентину, и сразу же оттолкнул от себя Надежду. Валентина стала отказываться идти и действительно повернула и ушла обратно. Я догнал Надежду, но она была неприступна в тот момент. Был задет нерв ее гордости и самолюбия, а это многое значит.
До самой Кадры мы шли не завязав разговора. Я пытался оправдать свой поступок и извинился. Она хранила гордое молчание и не отвечала. На мосту мы остановились, я видел, что она уже прощает мне, но не совсем. Мы зашли все же с ним посмотреть гнездо птички, но оно было пусто. Птенцы оперились, стали птицами и улетели. Я провожал ее до самого дома-отдыха. Там она хотела крикнуть лодку, но по моей просьбе мы пошли дальше.
Выпала большая роса. Было около двух часов ночи. Мы вымокли по колено. Мы говорили о многом. Все мои чувства были преисполнены любви к ней. Они должны были вылиться в чем то особенном до сих пор неиспытанном. Случилось то, что я взял ее на руки, и она показалась мне такою легкою, любимою, что останавливалось дыхание в моей груди, пронес и посадил на сломленную березу, где мы долго сидели. Я пришел домой уже часа в четыре.
И дальше эпизоды:
Мы вчетвером –я, Кешка, Надя и Клавка. Костер, тишина, вечер, и это счастье. Небольшой пикник. В этот вечер я впервые шел с ней подруку.
Скалы, внизу река, мы на камнях. Я. Надя, Тоня Акулова – наш общий друг. Надя смотрит вниз по реке и ждет когда к ней приедет ее капитан. Это тоже пикник.
16 июня. Не знаю, и не объясню сейчас, почему этот день я счел считать для себя «историческим». Пятнадцатого мы пошли с Надей погулять по лесу. Я взял мелкокалиберку, фотоаппарат. Мы долго бродили по берегу Кадры, стреляли в птичек. Она сорвала красивенький маленький цветочек, таких больше не росло вокруг и воткнула его в лацкан моего пиджака. Но по какому-то велению я его еще и бросил.
-Безжалостный – сказала она, и я согласился, не стал с ней спорить.
По дороге домой, я внушал ей, что завтра должно произойти что-то необыкновенное. Конечно, ничего не произошло необыкновенного, кроме дурости, что мы согласились с Андреем друг в друга стрелять на 200 метров из тозовки. Стрелять не дала она.
Холодный вечер, пробирающий насквозь ветер. Я в одной парусиновой рубашке. Здесь же Гена Колесов, убивающийся и страдающий по Надежде, хотя она едва ли обращала на него внимание. Спор: Кто кого перетерпит. Жюри — она. Я, конечно, переждал. Этим проявлялось геройство- ребячество.
4 августа. В этот день мы организовали пикник. Собралась хорошая дружеская компания
-я, оба Иннокентия, Надя, Клава, Тоня и Петро Чин-ми-дун, китаец по национальности, веселый и необидчивый парень. Собрались в небольшом леску на берегу реки. Разожгли костер, тут же бреднем с Петром наловили рыбы, девчата организовали ужин и просидели, пропели, побаловались часов до 12, а затем по парам разошлись. Я долго бродил с Надей по пустынным улицам поселка и в этот вечер я впервые поцеловал ее. Она даже испугалась моей вольности и предупредила, чтобы этого более не повторялось, а иначе между нами – все.
12 августа она уходила в лес на заготовку ягод, мы с ней простились окончательно, так как судьба предлагала мне стать военным, однако это не было последним нашим свиданием – нам было еще суждено встретиться. Она в этот вечер поцеловала меня, и я понял, что такое верх блаженства – это взаимная любовь и понимание между двумя.
14 августа втроем ушли в тайгу на заготовку кедровых орехов. Ушел я, Кешка Безгин и его двоюродный брат Валька. Но пробыли мы в тайге всего лишь три дня, когда 17 го нарочным были вызваны домой, где на столе всех троих ждали военкоматовские повестки. Это было начало конца. Дома уже все приготавливали солдата в дорогу, лились слезы.
Переодевшись, я зашел, где жила Надя. Ее не было дома. Я разговорился с ее сестрой Заси, которая работала в интернате воспитательницей, вместе с моей матерью. В этот вечер она должна была идти дежурить по школе.