I
ТВЕРЬ
Апрель 1856 года.
В Тверь я приехал еще до открытия навигации. Это было на святой неделе,
погода стояла прелестная. Толпы народа в праздничных нарядах гуляли по набережной; Волга была в полном разливе и, сливаясь с Тверцой, представляла огромное пространство мутной, пенистой воды, взволнованной низовым ветром; с
набережной Отрочь монастырь {Этот бедный монастырь, основанный великим князем Ярославом Ярославичем Тверским (княж. 1263-1272 гг.), замечателен в нашей истории двумя жертвами. Там провел в заточении 26 лет, жертвой невежества, Максим Грек; там же убит Малютой Скуратовым Филипп митрополит.
(Прим. А. Н. Островского.)} казался стоящим на острове. Но пусто и
безжизненно было все это пространство; ни одно судно не оживляло реки, и
только черные плашкоуты, приготовленные для моста, виднелись на той стороне
да мокрые щепки и грязная пена прибоя лежали полосами по берегам,
свидетельствуя о прибыли или убыли воды.
Несколько свободных дней до прихода весеннего каравана и неделя,
которую я провел в Твери по отплытии его, дали мне возможность ознакомиться
с жизнью города, так красиво построенного и так счастливо поставленного на
перекрестке путей железного и водных. Все местные условия, как кажется с
первого взгляда, должны бы способствовать промышленному процветанию Твери:
железная дорога соединяет ее с Петербургом и Москвою; верхние и нижние
волжские караваны пристают под самым городом; Тверца, как начало
Вышневолоцкой системы, представляет другой путь соединения с Петербургом —
путь дешевый для тяжелых грузов. Но мне довелось убедиться, что, несмотря на
благоприятную местность, Тверь в промышленном отношении никак не может
считаться городом п_р_о_ц_в_е_т_а_ю_щ_и_м. Разбирать подробно причины
слабого промышленного развития, при таких счастливых условиях, я
предоставляю специалистам; я скажу от себя только то, что видел и что
удалось узнать, насколько дозволяли мне и краткость времени, и непривычка к
наблюдениям подобного рода. Я наперед оговариваюсь, что главным моим делом
было добросовестное собирание фактов; что же касается до выводов, которые
могут встретиться как в этой, так и в последующих статьях, то я им, как
личным соображениям, не придаю большой важности. Всякий, более меня знакомый
с экономическими науками, может сделать это дело лучше, и я только потому
даю место в своих статьях моим соображениям, что в них, как сделанных на
месте, может быть своя доля правды.
Первое, что поражает наблюдателя в Твери, — это бедность промышленного
класса (мещан) и ничтожность заработной платы и выручки. Приведу несколько
фактов. Главный промысел бедных тверских мещан составляет перевозка через
Волгу; этой работой занимаются около ста человек. Такого количества
перевозчиков для Твери много, и выручка держится только между 15 и 20 коп.
сереб. в день на человека. Да и эта работа только весной; по сбытии воды
наводятся два моста через Волгу и один через Тверцу; тогда ищи рукам
какой-нибудь новой работы. А зима? Взгляните только на утлую
г_л_и_н_к_о_в_к_у {Глинковки — перевозные лодки — название свое получили от
деревни Глинки, где они строятся. Видом похожи на общеупотребительные в
верхних частях Волги ржевки, только меньше и легче. Деревня Глинки на левом
берегу Тверцы, в 25 верстах от впадения в Волгу. (Прим. А. Н.
Островского.)}, в которой вас повезут за Волгу, и вы ясно убедитесь, что
перевозчики — народ бедный, очень бедный. Глинковки делаются из тесу и так
тонко — того гляди, что продавишь ногой, что и бывало. Много тонет народу на
этих глинковках, особенно при сплаве вниз, когда пассажиров набивается
полная лодка. Был один случай: кто-то захотел переправить корову за Волгу,
корова, на середине реки, продавила копытом лодку, и все потонули. Да и
взыскать нельзя с перевозчиков; даже четыре руб. серебром — обыкновенная
цена за эту п_о_с_у_д_и_н_у {Посудиной, или посудой, называется вообще
всякое судно на Волге. (Прим. А. Н. Островского.)} — для них уж великая
сумма. В межень, по недостатку работы, занимаются перевозкой не более
двадцати человек, а остальные или ходят на в_я_з_к_а_х {Две лодки
счаливаются вместе бортами, принимают какую-нибудь кладь и тянутся двумя
лошадьми до места. Называются также и связками. (Прим. А. Н. Островского.)}
вверх, или возят вниз, иногда до самого Рыбинска, бедных пассажиров, которым
дорого съехать на пароходе. На пароходе надобно заплатить до Рыбинска за
место на открытой палубе 2 р. 50 к., а на лодке 75 к., конечно с условием
гресть по очереди: но такой труд ничего не значит для рабочего человека. По
приезде в Рыбинск хозяин лодки продает ее за бесценок и отправляется домой
пешком или остается там работать. Другой промысел — разгрузка; эта работа в
Твери временная и непродолжительная, не то что в Рыбинске, и притом нужно
иметь лошадь, а кто имеет лошадь, тот уж не так беден. В 1855 г. разгружено
в Твери барок 148, лодок {Вышневолоцких. См. ниже. (Прим. А. Н.
Островского.)} 512, связок 138, с платою с каждого куля или берковца от двух
до трех копеек серебром. Разгрузкою занимаются около двухсот пятидесяти
человек, с таким же количеством лошадей {В 1856 г. с открытия навигации по 1
сентября разгружено: барок 126, лодок 578, связок 138. (Прим. А. Н.
Островского.)}. Судостроение в Твери в последнее время в совершенном упадке.
В 1855 году выстроена 31 барка указной меры, постройкой занимались тверские
мещане в числе 45 человек. За всю эту работу придется около двадцати рублей
на человека. В зимнее время весь бедный класс судопромышленников занимается
кузнечным мастерством: ковкою гвоздей, барочных принадлежностей и других
мелких изделий. Работа изнурительная и малоприбыльная: работники спят не
более трех часов в сутки и вырабатывают не более полтинника в неделю. Сам я
зимой в Твери не был и за верность этого показания ручаться не могу; но я
его слышал по крайней мере от двадцати человек, в разное время, слово в
слово, поэтому предполагать обман трудно {Кузнечным мастерством занимаются
не только в Твери, но и в уезде. Особенно замечательна выделка гвоздей в
селах Васильевском и Михайловском, графини Лаваль. В городе и в уезде
выковывается, по официальным известиям, до 100 т. пуд. в год. Ковкою гвоздей
занимаются даже женщины. (Прим. А. Н. Островского.)}. Здесь, я думаю, будет
кстати привести одну характеристическую черту тверских мещан, ярко
выказывающую их бедность. Самое лакомое кушанье, о котором они мечтают, это
жареный лук в конопляном масле. Мяса не видят почти круглый год.
Женский промысел, повсеместно распространенный в Твери и почти
единственный, — вязанье простых чулок в одну иглу, из самой грубой шерсти.
Их вырабатывается весьма большое количество и развозится по ярмаркам; но
заработная плата так ничтожна, что фунт вязаной шерсти и фунт невязаной
немногим разнится в цене. Вот главные промыслы бедных тверских мещан. Те,
которые побогаче, имеют ч_е_р_н_ы_е, или вышневолоцкие, лодки, на которых
доставляют из Рыбинска до Твери и других городов по Волге и Тверце хлебный
товар, соль, железо и прочее.
Скажем теперь несколько слов о наружном виде Твери. Внешностию своею
Тверь заметно отличается от других городов, лежащих на Волге. Особенная
чистота главных улиц приметна даже и для приезжих из столиц. По всему видно,
что Тверь играла роль коридора между Петербургом и Москвой, который
беспрестанно мели и чистили и, по памяти и привычке, метут и чистят до сих
пор. Петербургско-московское шоссе пролегает в центре города по Миллионной
улице и площадям, обстроенным красивыми зданиями, и на эту лицевую сторону
обращено было все старание обывателей и начальства и мимолетное внимание
путешественников. Обыватели строили гостиницы на Миллионной, украшали их по
возможности, пекли пряники, изображающие стерлядей, свернутых кольцом, и
коврижки с губернским гербом. Проездный город, чтобы его помнили, непременно
должен иметь какую-нибудь съестную особенность. Торжок известен пожарскими
котлетами, Валдай — баранками, Тверь когда-то, по словам Пушкина, славилась
— макаронами {*}, а теперь пряниками. Для путешественника любо, когда он
проезжает чистым, веселым городом, в котором можно остановиться в удобной
гостинице и поесть хорошо, и потолковать с ловким прислужником о местных
достопримечательностях. Такой город непременно покажется ему цветущим в
торговом и промышленном отношении, так он его и занесет в свои записки. Вот
что говорит о Твери барон Гакстгаузен {**}:
{* У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони
Да яичницу свари. (Прим. А. Н. Островского.)
Из стихотворения Пушкина «Из письма к С. А. Соболевскому».
** Etudes sur la situation interieure, la vie nationale et les
institutions rurales de la Russie. 1 v., Hanovre, 1847. (Прим. А. Н.
Островского.)
(Очерки внутреннего состояния, национальной жизни и сельского
устройства России. Т. I, Ганновер, 1847 г.)}
«L’aspect de Twer est admirable. Rebatie en entier, apres 1’incendie de
1763, cette ville peut etre mise au nombre de plus belles de la Russie; du
moins aux yeux de ceux, qui font consister la beaute d’une ville dans de
larges rues, tirees au cordeau; dans de belles maisons en pierre, ornees de
colonnes et de balcons; de vastes places, entourees de batisses, semblables
a des palais et une multitude d’eglises, surmontees de coupoles et de
clochers. Dans quelques rues on voit de jolies allees de tilleuls. Des
points, d’ou la vue s’etend sur le fleuve, on aperсoit un mouvement
extraordinaire: il est couvert d’une foule de barques, dont le nombre
s’eleve par an a environ 4000» {«Внешний вид Твери восхитительный.
Перестроенный заново после пожара 1763 года, этот город может считаться в
числе самых красивых в России, по крайней мере в глазах тех, которые
полагают красоту города в широких прямых улицах, в прекрасных каменных
домах, украшенных колоннами и балконами, в просторных площадях, окруженных
строениями, подобными дворцам, и во множестве церквей с куполами и
колокольнями. Некоторые улицы красиво обсажены липами. С того места, откуда
открывается вид на реку, заметно чрезвычайно большое движение: река покрыта
множеством барок, число которых доходит до 4000».}.
Но почтенный барон ничего не говорит о том, что на эти 4000 судов
тверские жители только поглядят. Они постоят да и уйдут в Петербург, не
доставив никакой работы, а следовательно и выгоды, тверитянам. Перегрузки в
Твери нет, а разгрузка, как я уже упомянул, незначительна. Далее Гакстгаузен
говорит:
«Le mouvement des rues atteste la situation f lorissante du commerce et
l’etat prospere des habitants. Les russes disent, en parlant de cette ville:
Twer gorodok — Moskvi ougolok» {«Уличное движение доказывает цветущее
состояние торговли и благосостояние жителей. Русские говорят об этом городе:
Тверь городок — Москвы уголок».}.
Все это, может быть, и было, да теперь прошло. Безжизненнее тверских
улиц я не видал во всей Великороссии; а Москвы уголком называется и
Ярославль, и Тула, и Казань, и даже Ростов. Впрочем, физиономия проездных
городов всегда обманчива, и легко принять суету от проезда за промышленное
движение, а праздничную веселость за довольство.
Бедному классу обывателей тверских весьма естественно было обратиться
от вечной кормилицы их Волги, которая, впрочем, без усиленного труда ничего
не дает, к легкому приобретению, доставляемому огромным проездом. Что за
охота трудиться, когда каждая девочка за мелкую тарелку малины и земляники,
набранной в полчаса, получала столько же, сколько большой человек за тяжелую
работу целого дня. Но так как все, что легко приобретается, легко и
проживается, то обыкновенно на местах проездных и так называемых бойких
бывает много веселья и мало довольства, много пьянства и плохое хозяйство.
Легкое приобретение, приучая к праздности, всегда мешает промыслам
развиваться до той степени мастерства, где труд получает большее
вознаграждение. Если бы проезд по петербургскому шоссе не прекратился, Тверь
и до сих пор была бы веселым городом, но замечательно промышленным — едва
ли! Теперь на главных улицах в Твери безлюдно и безжизненно, а по уголкам
бедные люди, не приучившиеся к порядочной и прибыльной работе, занимаются
утомительным, безвыгодным трудом: перевозкой, кузнечным мастерством,
вязаньем шерстяных чулок. Едва ли я ошибусь, если скажу, что обстоятельства,
поставившие Тверь на большом торном пути, немало способствовали настоящей
бедности ее мещан. Конечно, это не главная и не единственная причина;
главною причиною бедности промышленного класса наших городов средней полосы
все-таки останется недостаток значительных капиталов и излишество рабочих
рук, а для Твери, вероятно, есть и другие, местные, причины, которых мне не
удалось подсмотреть.
Недавно возникла за р. Тьмакой в огромных размерах бумагопрядильня
московских купцов Залогина и Каулина в 44 тысячи веретен. Кругом фабрики
строится целый город: красильни, ткацкие, дома для помещения директора и
машинистов, длинные корпуса для рабочих и прочее. Хозяева, как говорят,
хотят провести железную дорогу от фабрики до соединения с Николаевской.
Фабрика заложена в 1853 г. и теперь уже действует, хотя еще не полными
силами. Такое мануфактурное заведение сущее благодеяние для тверского края,
где так много готовых рук и так мало работы. Устье Тьмаки, в берегах которой
видны следы каких-то водных сооружений, теперь запущенных, очень удобно для
стройки и починки судов, надобно только приложить уменье и капитал. Компания
пароходства «Самолет» торгует это место у города и хочет устроить безопасную
гавань для своих пароходов. Говорят, что тверское городское общество находит
какие-то препятствия этому полезному делу {Теперь уж это дело кончено. В 131
Љ «Московских ведомостей» 1857 г. я прочел следующее известие из Твери от 14
октября: «На-днях жители города Твери присутствовали при освящении вновь
устроенной обществом «Самолет» пароходной гавани, и при нас были введены в
несколько часов семь пароходов того общества, которые по спуске искусственно
поднятой воды остались на суше, на нарочно устроенных платформах, на
несколько аршин выше настоящего горизонта Волги. Это простое, но практически
придуманное устройство дает возможность ежегодно после навигации осматривать
подводные части пароходов, исправлять и красить их, что, как известно, для
сохранения железных судов необходимо, и все это делается в несколько часов,
без издержек, а что еще важнее — без ломки этих весьма легко построенных
пароходов. Гавань, построенная обществом, возникла в глазах наших в
несколько месяцев и в настоящее время окончена для помещения в ней семи
пароходов; как слышно, она стоила обществу значительных издержек, но зато
пароходы его, составляющие весь капитал общества, совершенно обеспечены от
случайностей внезапного вскрытия реки зимою, как то случилось в декабре
прошлого года, и от ежегодного весеннего разлива реки и ледохода, часто
весьма опасных для зимующих судов. Этот док вырыт в горе близ устья Тьмаки и
обнесен земляным валом вышиною более шести сажен, то есть выше самых
весенних вод. Строители воспользовались весьма искусно небольшим притоком
вод речки Тьмаки и наполняют ею гавань до необходимой высоты посредством
весьма простой шлюзной системы. Гг. директоры общества выговорили себе право
увеличить со временем гавань эту до таких размеров, чтобы в ней могло
поместиться до сорока судов, и тогда не только извлекут из этого
значительный доход для общества, но окажут благодеяние тем судохозяевам,
которые до сего не знали, где и как спасаться от льда. Утешительно видеть,
как наша Тверь ежедневно более и более принимает вид благоустроенного
портового города, имея свои верфи, где строятся железные пароходы.
Разукрашенные разноцветными флагами пароходы и щегольски одетые в форменную
одежду капитаны и экипаж пароходов оживляли в продолжение целого дня
местность около новой гавани; а рабочие, строившие гавань, вместе с
матросами пировали чинно за сытным обедом и, за неизбежною чаркою,
прославляли щедрость строителей, радуясь о благополучно оконченной
навигации». (Прим. А. Н. Островского.)}. Жаль! Если это предприятие удастся
компании, то, при настоящем упадке судостроения в Твери, много народу будет
кормиться от этой работы.